Дискурс о правах человека, роли государства и гражданского общества в их обеспечении, насчитывающий несколько столетий, продолжает оставаться в центре внимания современных исследователей-юристов, которые обращают внимание на то, что максимально эффективное взаимодействие государства и гражданского общества фиксируется в принципах демократии и права, на основе которых в государстве реализуется возможность установления баланса интересов отдельного человека, социальных групп и всего общества.
Эта мысль имела отражение и в идеологии народничества второй половины XIX в., и в концепции естественных прав личности российского неонародничества. О.В. Коновалова, профессор кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Сибирского юридического института МВД России, доктор исторических наук (Красноярск), обратила внимание на то, что идеолог неонародничества В. М. Чернов в начале ХХ в. неоднократно подчеркивал, что первоначальный смысл о самодовлеющей ценности личности в обществе и ограничивающей роли общества над личностью утратили свое значение. Новый либерализм признает органическую взаимозависимость между личностью и обществом, полагая, что понятие прав личности обусловлено определенным уровнем развития самого общества. Естественные права человека не есть раз и навсегда данные величины, их трактовка обусловлена факторами места и времени. О.В. Коновалова сделала вывод о том, что в начале ХХ в. представления о правах личности уже включали и социальные права, свидетельствуя о сближении позиций нового либерализма и социалистической идеологии.
Реализация идеи прав человека, как показали результаты исследования А.В. Олейникова, профессора кафедры истории Астраханского государственного университета, доктора исторических наук, доцента, нашли отражение в закреплении и обеспечении правового статуса военнопленных. К началу XX в. правовой статус военнопленных опирался на нормы актов эпохи Великой Французской революции – Декрета от 4 мая 1792 г. и Постановления Конвента от 25 мая 1793 г., Декларации прав человека и гражданина. Конвенции второй половины XIX – начала XX в. (Брюссельская декларация 1874 г., Гаагские 1899 г. и 1907 г. и Женевские 1864 г. и 1906 г. конвенции) основывались на признании прав военнопленных. Гаагская конвенция 1907 г. была ратифицирована всеми великими державами и имела обязательное значение для воевавших коалиций, а в России было принято Положение о военнопленных 1914 г. Правовой статус военнопленных включал в себя: запрет какого бы то ни было насилия по отношению к пленным; соответствие питания военнопленных довольствию войск, их захвативших; возможность использования медицинской помощи; запрет принуждения к какой-либо службе. Военнопленные были свободны в реализации религиозных обрядов, могли оставлять завещания.
К комбатантам (воинам враждебного государства) приравнивались лица добровольческих формирований, ополченцы и сопровождавшие войска корреспонденты, поставщики, маркитанты. Предусматривалось и допускалось создание обществ, оказывавших военнопленным помощь. Учитывая идеи, касающиеся прав человека, военным пленом признавалось временное ограничение свободы законных комбатантов государства-противника, оказавшихся в руках воюющей державы. Плен рассматривался как мера предотвращения участия пленных в боевых действиях, как вынужденное состояние воина державы-противника, обеспечение прав которого брало на себя воюющее государство.
Проблему понимания и обеспечения прав человека кандидат исторических наук И.В. Богдашина исследовала на материалах советского периода отечественной истории. Конституция СССР 1936 г. предосталяла женщине «равные права с мужчиной во всех областях хозяйственной, государственной, культурной и общественно-политической жизни», в том числе на охрану здоровья и труда, его оплату (ст. 122). Но женский труд и здоровье требовали к себе особого внимания, в первую очередь, потому, что каждая работница потенциально являлась и матерью. Какой была защита прав женщин в Сталинграде / Волгограде в 1950–1960-е годы, исследовала И.В. Богдашина.
Кодекс законов о труде РСФСР (1922) запрещал применение женского труда на особо тяжелых и вредных для здоровья производствах, на подземных и ночных работах; беременные и кормящие женщины не должны были работать в ночную смену и привлекаться к сверхурочной работе. Но действительность требовала повышенной работоспособности женщин, которые нередко были вынуждены трудиться не только на тяжелых и вредных работах, но и сверх нормы.
Постановление Президиума Всесоюзного Центрального Совета Профессиональных Союзов «Об улучшении работы профсоюзных организаций среди женщин» (1962), Постановление Президиума Волгоградского промышленного областного совета профессиональных союзов и Нижне-Волжского Совета народного хозяйства «О мерах по дальнейшему улучшению условий труда женщин, работающих на промышленных предприятиях области, подчиненных Нижне-Волжскому совнархозу» (1963) способствовали проверкам соблюдения трудовых прав женщин на рабочих предприятиях.
По закону беременной женщине не могли отказать в приеме на работу и уволить ее с работы, должны были обеспечиваться права кормящих матерей. Однако некоторые руководители предприятий этими правами пренебрегали. Высоким был производственный травматизм, имелись и смертельные случаи. Часто травмировались женщины, с которыми плохо «проводили технику безопасности» работы за станком, в случаях неправильной организации рабочего места или неисправности оборудования. И.В. Богдашина обнаружила, что такие случаи тщательно скрывались от общественности, а результаты проверок хранились под грифом «секретно». На 2900 несчастных случаев приходилось 62 % ушибов и ранений, 15 % переломов, 8 % ожогов и 6 % глазных травм. Большинство травм было получено работницами на тяжелых и опасных участках.
Активно женщины были задействованы и в ночных сменах, особенно в машиностроительной промышленности. Например, на заводе «Красный Октябрь» посменно работали 1829 женщин, которые имели детей в возрасте до 8 лет.
Несоблюдение трудовых прав женщин на промышленных предприятиях города носили практически повсеместный характер. Во многом это диктовалось необходимостью восстановления хозяйства региона, требовавшего повышенного использования трудовых резервов, основным источником которых выступали женщины.
Связанной с распространением демократических идей, которые подразумевают равенство в половой, этнической, социально-экономической и прочих сферах, считает деятельность по обеспечению прав человека А. В. Топилина. Однако к принятию идей демократии не все государства и народы оказались готовы. Нерешенными остаются вопросы социально-экономического характера, связанные с обеспечением права на образование, на труд, на здоровую окружающую среду, не позволяющие реализовать позитивные права человека. Идея равенства, лежащая в основе демократии, воспринимаемая европейцами во всей полноте гендерно-возрастных, этнических, религиозных, нативных (имеющих отношение к происхождению), политических и социально-экономических характеристик, оказалась нежизнеспособной в регионах, где концепты «равенство» и «индивидуализм» не входили в состав менталитета, культурного и религиозного кода.
Распространение идей демократии и негативных прав человека в мире столкнулись с объективными трудностями, что обусловило создание различных моделей прав человека, в числе которых:
1) европейская (классическая) модель прав человека (основана на идеях либеральной демократии и представляет всех людей равными в своем достоинстве и правах, концентрируясь на реализации их негативных (гражданских и политических) прав;
2) исламская модель прав человека (основана на социальных принципах ислама, согласно которым гендерного и возрастного равенства не существует, отношение к мусульманам и немусульманам не может быть равным; поведение людей и отношение их друг к другу регулируется с позиций установок религиозной совести: человек не обладает полной свободой действий, а обязан подчиняться религиозным предписаниям);
3) китайско-конфуцианская модель прав человека (основана на соблюдении конфуцианских добродетелей, составляющих базу культуры и традиций Китая, которые опираются на отказ от индивидуалистских ценностей в пользу коллективистских; считается, что права человека от рождения не даются, а являются результатом правотворчества государства; обязанность носит характер полномочия, одновременно являясь правом человека, порождая единые «правообязанности»; обеспечение прав человека опирается на баланс интересов государства и индивида при отрицании идеи автономного индивида, имеющего негативные права, в связи с чем на первый план выдвигается реализация позитивных прав – права на труд, на образование, на охрану здоровья и т. п.);
4) индо-буддийская модель прав человека (основана на религиозной концепции буддизма, в котором идея автономной личности с развитой индивидуальностью отрицается; социальное неравенство признается непреложным и отражается в кастовом строе индийского общества; основное внимание уделяется вопросам запрета дискриминации граждан, защите женщин и детей как наиболее уязвимых слоев общества);
5) африканская модель прав человека (основана на представлениях о том, что многие права и обязанности носят не индивидуальный, а групповой характер, принадлежат семье или роду; общество сохраняет иерархичность, а народы Африки, ведущие традиционный образ жизни и имеющие коллективную психологию, к восприятию идеи индивидуальных прав еще не готовы).
В этом контексте представляет интерес концепция «минимальной антропологии», предложенная современным философом и политологом О. Хёффе в работе «Democracy in an Age of Globalisation» (2007). О. Хёффе полагает, что для обеспечения реализации прав человека необходимо, чтобы население являлось носителем «минимальной антропологии» – осознания, что другой человек обладает идентичными правами и обязанностями. Обеспечение гражданских и политических прав становится возможным только после формирования демократического общества, в котором каждый индивид осознает себя как ценность, в то же время признавая равноценность других индивидов.
Навязывание всему миру унифицированных демократических идей даже в условиях глобализации А. В. Топилина считает невозможным.
Обеспечение прав человека и реализацию демократических принципов организации общества современные ученые связывают с проблемой цифровизации общественных отношений и развитием виртуальной демократии. В.И. Ерыгина, профессор кафедры государственно-правовых дисциплин Белгородского юридического института МВД имени И. Д. Путилина, кандидат исторических наук, обратила внимание на то, что новые коммуникационные технологии вызвали споры среди юристов по поводу применимости законов о неприкосновенности частной жизни человека и безопасности электронной почты. Электронное государство в зарубежной науке рассматривается как: новая модель политического развития общества (М. Малкиа, Й. Пушел, Р. Саволайнен, К. Беллами, Дж. Тейлор); как результат развития коммуникационных сервисов для населения (С. Бхатнагер, К. Андерсен, Р. Рейес, К. Шедлер, Л. Саммерматтер); как один из этапов эволюции государства (З. Фенга, Я. Х. Дрюке, Дж. Гарсон).
Результаты научно-технического прогресса способствовали установлению информационного равенства между людьми и организациями, достижению определенного жизненного стандарта и развитию демократии. Построение новой модели виртуального (электронного) государства направлено на быстрое и эффективное решение вопросов управления и и жизненно важных вопросов граждан и организаций. Однако, полагает В.И. Ерыгина, виртуальность электронного государства может привести к его призрачности, отсутствию реального общественного контроля за ним, замене действительного общения между властью и народом в режиме офлайн онлайн-технологиями, когда ответы на жалобы граждан и обращения будут давать искусственные роботы, аватары. Голосование в виртуальной среде также может привести к замене реальных партий и кандидатов их электронными копиями, а фактически к обману избирателей, к подрыву их доверия в честные и открытые выборы.
С.Ю. Чимаров, профессор кафедры управления персоналом и воспитательной работы Санкт-Петербургского университета МВД России, доктор исторических наук, профессор, оценивая парадигму взаимодействия государства и гражданского общества в условиях цифровизации, подчеркивает, что динамика внедрения искусственного интеллекта в уклад социума сопровождается законодательным закреплением пределов его воздействия на человека. Однако границы «взаимодействия» искусственного интеллекта и закона имеют неясный характер, что обусловлено стремлением искусственного интеллекта к достижению автономии от человека. Процесс разработки новых технологических решений неотделим от возникновения угроз личности, ее правам и свободам, полагает С.Ю. Чимаров. Он неотделим от безусловности соблюдения принципа защиты прав и свобод человека; приверженность национальной правовой системы данному принципу способствует не только эффективному использованию гражданами технологического набора новых решений в области искусственного интеллекта, но и обеспечивает недопустимость использования искусственного интеллекта в целях умышленного причинения вреда гражданам и юридическим лицам, а также предупреждение и минимизацию рисков возникновения негативных последствий использования технологий искусственного интеллекта.
Социальные сети прочно вошли в жизнь современных людей, подчеркнула И.В. Малышева, начальник кафедры уголовно-правовых дисциплин юридического факультета Санкт-Петербургского университета ФСИН России, кандидат юридических наук, доцент. Пандемия коронавируса, в условиях которой все социальные группы (профессиональные сообщества, творческие коллективы, семья, школа) были вынуждены перейти в пространство социальных сетей и разнообразных цифровых платформ, придала пространству социальных сетей особое значение: стали более очевидны преимущества таковых для реализации профессиональных задач, расширился круг возможностей работать и получать услуги «не выходя из дома». Правовое регулирование социальных сетей должно обеспечить информационную безопасность и государства, и граждан. Особое значение следует придавать влиянию социальных сетей на несовершеннолетних и лиц пожилого возраста, на которых содержащееся в Интернете может оказывать негативное и аморальное воздействие.
Развитие социальных сетей, построение цифрового государства определило необходимость защиты персональных данных, в осуществлении которой М.В. Савельева, доцент кафедры теории и истории государства и права Санкт-Петербургского университета МВД России, кандидат юридических наук, доцент, выделила ряд проблем: отсутствие конкретизации в определении термина «персональные данные», что создает трудности для правоприменителей в отнесении той или иной информации к сведениям, подлежащим защите; отсутствие четкого механизма защиты персональных данных в телекоммуникационной сети Интернет; отсутствие законодательного определения биометрических персональных данных.
А.А. Редько, врио первого заместителя начальника академии Волгоградской академии МВД России, кандидат юридических наук, характеризуя особенности обеспечения прав и свобод человека в эпоху цифровизации, исходным положением считает утверждение, что свобода общества и свобода личности тождественны. Граждане, занимающие активную позицию в обществе, стремящиеся изменить околосоциальную среду, а затем в синергии политическую и правовую системы, являются необходимым элементом и ключевым звеном прогрессивного государства и, соответственно, механизма обеспечения прав и свобод личности.
Важной детерминантой развития государственно-правовой системы, по А.А.Редько, является правовая инициатива. Однако, внутренняя стратегия нашей страны по отношению к своим гражданам, полагает А.А.Редько, никогда не отличалась желанием прислушиваться к здравому смыслу, высказываемому отдельными социальными группами: в сознании советского, а затем и российского гражданина твердо укоренилась мысль «инициатива наказуема»; современное общество продолжает жить в парадигме «власть лучше знает, что нужно для общества, а дело граждан – исполнять и верить при любом исходе, что когда-нибудь все будет хорошо».
Однако, современные технологии на базе веб-ресурса «Госуслуги» позволили бы при грамотном составлении программной оболочки выявлять значимые правовые инициативы. Обязательность рассмотрения инициатив должна наступать после предварительной экспертизы. Не нужно бояться инициативы собственных граждан, подчеркивает А.А. Редько, государственные органы будут удивлены количеством рациональных предложений, способных существенным образом скорректировать механизм правового регулирования и защиты прав и свобод граждан.
Права человека остаются важнейшей проблемой юридического и политического дискурса. Понимание природы прав человека, соотношения прав человека и законов государства во многом определяет специфику развития государственно-правовых систем современности и продолжает оставаться в центре внимания современных исследователей, рассматривающих проблематику прав человека с разных сторон и разных позиций.